Нарисованная смерть (Глаза не лгут никогда) - Страница 18

– А может, серия?

– Не знаю. Об этом трудно что-либо сказать. Судя по номеру на стене и по тому, как обставлено убийство, преступник вполне может оказаться психопатом. Но покойный на каждом шагу имел дело с психопатами, поэтому единичный эпизод тоже не исключен. Такое уже бывало. Взять хотя бы убийство Джона Леннона.

– Так с чего начнем?

– Я бы начал – хоть это и неблагодарная работа – с подробностей жизни Джеральда Марсалиса. Друзья, женщины, клиенты, жучки – во всем этом не мешает покопаться.

Джордан прочел вопрос на лице Буррони и тут же дал на него ответ:

– Джеймс, я отлично знаю, кем был мой племянник и какую жизнь он вел. Но убийство расследовать надо. Поэтому я хочу выяснить все подробности. Остальное мое дело.

– Думаю, это самый перспективный путь.

Джордану почудилось, что он расслышал нотку уважения в голосе коллеги.

– У тебя люди есть?

– На это дело выделят сколько угодно.

– Тогда приставь человека к Джонсону. Не думаю, что он много накопает, но все же… Если накопает достаточно, чтобы упрятать его за решетку, общество от этого только выиграет.

– Хорошо. Это все?

– Пока вроде бы все. Надеюсь, нам не придется выяснять, кто такая Люси.

Буррони поднялся, взял шляпу, нахлобучил на голову.

– До свиданья, Джордан. Спасибо за швепс.

– Созвонимся.

Детектив повернулся к нему спиной и пошел лавировать между столиков, пока не добрался до стеклянной двери. Он вышел, не оглянувшись, и присоединил свои шаги к миллионному топоту Нью-Йорка.

Джордан остался наедине с неприятным ощущением в душе, будто его не существует в мире живущих. Он огляделся. В зале полно лиц, жестов, мимики, еды на тарелках, жидкости в стаканах, фраз, произнесенных и услышанных. Ничего нового, ничего странного. Каждый носит свою униформу, хоть и притворяется свободным. После возмутительного монолога Эдварда Нортона в «Двадцать пятом часе» Спайка Ли о ньюйоркцах больше нечего добавить.

Кто-то переключил на другую программу, и теперь по телевизору в углу зала шли новости CNN. Если не считать краткого репортажа о войне в Ираке, основное внимание уделено главному событию дня – убийству Джерри Хо. Джордану из-за его столика не был слышен комментарий; он просто смотрел, как брат выходит из дома Джеральда и как на него набрасываются журналисты. Никто ни утром, ни сейчас не обратил внимания на человека в шлеме, который вышел из подъезда, пользуясь суматохой. Оператор тут же перешел с общего плана на крупный: вот Кристофер Марсалис садится в машину и тянет за собой шлейф неудобных вопросов, оставляя их без ответа. Удаляющаяся машина брата вызвала в памяти точно такой же образ другой машины, в другом месте, правда, не утром, а вечером. Три года назад, когда все началось.

Или кончилось.

Он приехал на уик-энд в загородный дом Кристофера. Погода стояла чудесная, и было решено задержаться до понедельника на великолепной вилле из дерева и камня с огромными окнами, выходящими на берег Гудзона, в окрестностях Райнклиффа. В имение входили огромный парк, собственная пристань, огромный штат сторожей и телохранителей. Дом снаружи и внутри проектировал архитектор-европеец, который знал толк и в архитектуре, и в гонорарах. Вилла будто нарочно выстроена, чтобы подчеркнуть разницу характеров Кристофера и Джордана, а также десяток лет разницы в возрасте. Общий отец как бы направил их по лабиринту из низкорастущих кустарников; они могли видеть друг друга и разговаривать, но встречались крайне редко.

Кристофер богат, Джордан – молод и спортивен. Кристофер – по натуре лидер, поэтому вечно окружен людьми, Джордан самодостаточен. Как бродячий пес, он предпочитает пустыри, где нет людей. Кристофер взламывает или взрывает замки, Джордан отпирает их неторопливо и аккуратно.

В тот вечер после ужина Кристоферу позвонили. Джордан через открытую дверь кабинета слышал, как брат односложно отвечает невидимому собеседнику. Потом он появился в гостиной в своем кашемировом пальто песочного цвета за три тысячи долларов. Джордан уловил зеленый отблеск двух пачек купюр, молниеносно исчезнувших в карманах.

– Мне надо ненадолго уехать. Ты тут располагайся и не скучай.

– Что-нибудь случилось?

Кристофер сделал вид, что занят пуговицами, чтобы не смотреть ему в глаза.

– Повидаюсь с Лафайетом Джонсоном.

– Он что, приедет сюда из Нью-Йорка?

Кристофер выплюнул ответ, как ругательство:

– Этот засранец за деньги помчится на борт «Титаника». Впрочем, это его привычное место.

– Хочешь, я поеду с тобой?

– Незачем. Вот этого мне хватит для защиты. – И он похлопал себя по карманам.

Джордан знал причину встречи. Большую часть картин Джеральда покупал именно Кристофер через весьма сомнительную во всех смыслах фигуру – его галерейщика. Но Джордан так и не понял зачем – то ли чтобы уберечь сына от дальнейших бед, то ли чтобы заглушить чувство собственной вины.

Кристофер вышел, оставив за собой грохот захлопнутой двери. Секунды спустя Джордан услышал шорох колес его «ягуара» по гравию подъездной аллеи и ровный гул мотора, смолкающий вдали.

И остался один в тишине.

Джордан привык к вечному гулу большого города, словно бы под землей работал некий двигатель всего, что творилось на поверхности. И всякий раз, оказываясь в этом доме, он воспринимал полное отсутствие звуков как каплю абсента на кусочке сахара.

Снаружи стояла холодная зима; Гудзон уносил вдаль темные воды в еще более темной ночи. Джордан выкроил себе уютный отрезок времени, озаренный пламенем камина, не признающего законов и правил.