За окном на летнем небе собирались грозовые облака, медленно, но верно отвоевывая пространство у солнечного света.
Джейсон Макайвори перевел глаза на Роберта Орлика, с которым они на паях владели адвокатской конторой «Макайвори, Орлик и компаньоны», занимающейся в основном наследственными делами. Шикарный офис фирмы находился в самом центре города, напротив парка Баттери. Компаньоны понимающе переглянулись: оба давно привыкли к выходкам и лексикону стоявшей перед ними дамы и устали мириться с ними.
Но, несмотря на усталость, оба лишь поерзали на диване и стали ждать, когда утихнет очередная буря.
Макайвори закинул ногу на ногу, и Шандель, повернувшись в этот миг, поймала едва заметную довольную ухмылку на лице, чем-то напоминающем Энтони Хопкинса: седые, зачесанные назад волосы и тонкие, аккуратные усики. Решив, что дал женщине достаточно времени, чтобы успокоиться, он продолжил свою тираду, прерванную истерической вспышкой клиентки:
– Мы объясняем вам, как обстоят дела, мисс Стюарт. Вы практически остались без гроша.
Фурия снова вскинулась, и черные волосы угрожающе, словно пиратский флаг, заколыхались вокруг ее лица.
– Как это может быть? Вы что, опупели?
Макайвори положил руку на кожаный кейс, прислоненный к низкому стеклянному столику у его ног; каждый квадратный сантиметр этого стекла стоил не одну сотню долларов. Но Шандель Стюарт была слишком взвинчена, чтобы заметить, сколько ледяной неотвратимости было в этом жесте.
– Все отчеты здесь. Документы подписаны вами лично, а в отдельных случаях, как вы помните, мы просили снять с нас ответственность за ваши – как бы получше выразиться – не слишком благоразумные с финансовой точки зрения инвестиции.
Шандель Стюарт загасила сигарету в пепельнице с ожесточением, которое охотно применила бы к этим двоим. Изо рта у нее вырвалось шипенье атакующей змеи:
– Откуда мне знать, может, вы меня обворовывали все эти годы?
Тут вмешался Роберт Орлик, до сих пор хранивший молчание. Его голос был до странного схож с голосом компаньона, как будто многолетнее сотрудничество уподобило их друг другу.
– Ради той дружбы, что связывала меня с вашим отцом, я сделаю вид, что не слышал ваших последних слов. Я из года в год сносил ваши капризы и ваши нестандартные обороты речи, уместные разве что на родео, но ни я, ни мой коллега не потерпим столь неуважительных отзывов о нашем modus operandi. Дабы облегчить взаимопонимание, давайте подытожим основные факты. Когда семь лет назад скончался ваш батюшка, Эйведон Ли Стюарт, он оставил вам состояние, общая стоимость которого, включая недвижимость, пакеты акций, облигации и наличный капитал, составляла около пятисот миллионов долларов…
Женщина перебила его с пылом священника, вразумляющего сквернослова в церкви, хотя произнесенные ею слова скорее можно было вложить в уста тому, на кого этот священник ополчился.
– Наш капитал составлял десятки миллиардов, но этот сукин кот, мой папаша, промотал его на всякую хренотень!
– Позвольте с вами не согласиться. Во-первых, миллиардов было всего пять, и ваш отец не «промотал» их, как вы изволили выразиться, а отписал нескольким благотворительным фондам, что, собственно, и снискало фамилии Стюартов должное уважение общества и послужило ее увековечению.
– А вас он по чистой случайности назначил душеприказчиками этого капитала.
Шандель понизила голос и последние слова произнесла тихо и вкрадчиво, видимо решив, что таким образом ее сарказм прозвучит резче и язвительней, но, кроме некоторой медоточивости, ничего не достигла.
Орлик окинул ее взглядом профессионала. Шандель Стюарт явно рассчитывает их переиграть, но такие партнеры ей не по зубам.
– Данный вопрос находится вне вашей компетенции. Нам неведомы причины, по которым отец оставил вам всего лишь часть своего состояния, и мы считаем себя не вправе их выяснять.
– Благотворительность, уважение – все это чушь собачья! Старый пердун ненавидел меня с самого рождения, потому и оставил мне сущую мелочь, после того, как сыграл в ящик.
Даже если и так, он был совершенно прав. Такую мерзавку надо было придушить еще в колыбели!
Лицо старого, прожженного законника не выдало этой мысли, хотя его так и подмывало заговорить языком своей клиентки.
– Если пятьсот миллионов долларов – сущая мелочь и свидетельство ненависти, хотел бы я, чтобы мой отец меня так ненавидел.
Орлик нагнулся и достал из кожаного кейса пухлую папку. Немного подержав на весу, он аккуратно опустил ее на стеклянную столешницу, словно опасаясь, как бы та не треснула под таким грузом.
– Здесь подробнейший отчет о расходах за все годы и печальные следствия вашей расточительности.
– Вы во всем виноваты. На то вы и юрисконсульты, чтобы мне советы давать.
– Мы пытались, однако вы ни разу не прислушались к нашим советам. Возьмем хотя бы вашу деятельность кинопродюсера и театрального антрепренера…
После вспышки гнева Шандель Стюарт впала в апатию. Перед нею разверзлась черная пропасть разорения, и обыкновенно бледное лицо ее как-то сразу постарело и посерело. От недавнего высокомерного тона не осталось и следа – голос ее звучал почти жалобно:
– Я изучала режиссуру и понимаю в кино. Что плохого в продюсировании фильмов?
– Ничего плохого, это вполне разумное капиталовложение. Вопрос в том, приносят ли фильмы доход. Если приносят – это бизнес, если же нет – это очень накладное хобби. В вашем случае слишком накладное.